ХуЛите - Българка (Мой превод на стихотворението)

Без песни и сълзи, в задушния град -
несмеейки даже да моля - живея,
робиня за продан в ислямския свят,
една одалиска в харема на бея.

"Я, ти бе, разказвай - ми вика една -
как вашето село гяурско гореше,
мъжът ти как бе прикован към стена,
как с огън жигосван по тялото беше."

А друга насмешливо казва ми: "Хей,
не си пощадена без нищо, тъй… даром…
и колко красива си, нашият бей
видял е, разбира се, пръв на пазара."

"Е, и! Какво пък? - им трета припява,
прикрила лице зад ветрило - Коранът
да колим децата не ни повелява...
Но ти ли една си пострадала само?!"

Злобеят, защото пред техните думи
мълча безучастно. Очите са сухи.
Отвътре изгарям и сякаш върху ми
небето се срива червено и глухо.

Градините сякаш, минарето, дома
във кървав отблясък стоят осветени.
Очите ли мамят, или чезне ума,
или виждам поличба за свето отмъщение.

И отрова в онази душа ще проникне
на срам или жажда за битка сурова.
която в душата ми страшна надникне
в часа безнадежден на молитвено слово.

Ела, о Спасителю! И срини този град,
в който диво звучи вик на зъл мюезин.
И тогава, в дима му, нека гробният хлад
ме приеме, с упование в Божия син!

БОЛГАРКА

Без песен и слез, в духоте городской,
‎Роптать и молиться не смея,
Живу я в гареме, продажной рабой
‎У жен мусульманского бея.

Одна говорит: «Ну, рассказывай мне,
‎Как ваше селенье горело;
И выл ли твой муж, пригвожденный к стене,
‎Как жгли его белое тело»…

Другая, смеясь, говорит мне: «Ну да,
‎Недаром тебя пощадили: —
Наш бей, уж, конечно, был первым, когда
‎Твою красоту обнажили»…

—«Ну, что ж?» — нараспев третья мне говорит,
‎Держа над лицом опахало, —
«Хоть резать детей нам коран не велит…
‎Но — ты ли одна пострадала?!..»

И злятся, что я так скупа на слова,
‎Внимая речам безучастным…
Глаза мои сухи,— в огне голова,
‎Всё небо мне кажется красным: —

Как будто сады, минарет и дома
‎В кровавом стоят освещеньи…
В глазах ли обман, иль схожу я с ума,—
‎Иль это предчувствие мщенья!

Навеки тот душу отравит свою
‎Стыдом или жаждою битвы,
Кто в страшную душу заглянет мою
‎В часы безнадежной молитвы.

Приди же, спаситель! — бери города,
‎Где слышится крик муэзина,
И пусть в их дыму я задохнусь тогда
‎В надежде на Божьего Сына!..